Мы хотели сделать материал про ветерана уже в ближайших номерах, но возникли финансовые трудности с выпуском нашего издания, и пришлось отложить выход на неопределенное время. Но осенью 2021 года пришла скорбная весть: 12 ноября Владимира Ивановича не стало. Уходят от нас наши герои, наши дорогие старики. Но остается память о них, а в редакции альманаха «Воинская доблесть» сохранились диктофонная запись ветерана и его фотографии. Публикуем монолог свидетеля самой страшной вой­ны, и пусть его прочитают как можно больше людей, ведь рукописи не горят.

«Призвали меня, семнадцатилетнего, в марте 1943 года. К этому времени уже был освобожден Сталинград. Все родившиеся в 1924 году практически погибли — стали брать с нашего 1925‑го. Отправили меня в учебный разведполк, находился он в Татарской республике. Вместе со мной проходили курс татары, много их было, очень много. Но брали, ­почему-то, именно казанских. Ох, и отчаянные были ребята! Там, в учебке, провел всего лишь два месяца. Так что чему уж я там мог научиться?

Попал в 5‑ю гвардейскую танковую армию. Наш 1‑й полк был секретным, и славился он очень: немцы его боялись страшно. Не успели мы отучиться, как отправили нас всех в Курск готовиться к наступлению. Это был май, а уже в июле началась операция.

Ну что мне рассказывать про Курскую дугу? Бои были страшные. Следом за рокосовцами нас сунули под танки. Дрались, Боже ты мой! Не слышно ничего: из минометов стреляют, грохот сплошной идет, немцы лезут. А мы-то еще не обстрелянные, даже опомниться не успели .Под Прохоровкой сгорело заживо много наших танкистов.

«Рокосовцами» называли ударные полки, которые по просьбе Кoнстaнтина Рoкoссoвского пополняли штрафниками и зэками. Штрaфныe бaтaльoны пoявились нa фрoнтaх Вeликoй Oтeчeствeннoй вслeд зa прикaзoм Нaркoмa oбoрoны № 227 oт 27 июля 1942 гoдa, извeстнoм кaк «Ни шaгу нaзaд».  Прoвинившимся пeрeд пaртиeй и рoдинoй бoйцaм прeдoстaвлялaсь вoзмoжнoсть крoвью искупить свoю вину. Из 34 миллиoнoв чeлoвeк, вoeвaвших в рядaх Крaснoй армии, свышe 427 тысяч прoшли чeрeз штрaфныe рoты и бaтaльoны (в срeд-нeм 1,24% oт oбщeй числeннoсти вoeннoслужaщих кaждoгo из фрoнтoв). Зaчaстую их брoсaли нa нaибoлee слoжныe учaстки фрoнтa и зaдeйствoвaли в aктивных фaзaх нaступaтeльных oпeрaций.

У меня был мотоцикл, как у всех, самый обыкновенный, без какой-либо брони. Тогда мы ездили на М-72. Скажу я вам, был он ни к черту: попробуй заведи! Не то что немецкие. Для сравнения: у их мотоцикла — 35 сил, у нашего — 19, у них люлька ведущая, у нас — нет. Я же был на заводе в Горьком, где делали наши мотоциклы. Процесс — мучение одно: мальчишки да женщины работают. Малыши ползают по цеху, так как матерям их не с кем оставлять. Представляете, завод бомбят каждый день, а женщины и дети работают. 

Первые три мотоцикла М‑72 были собраны в конце марта 1941 года. Их показ состоялся в Кремле. Во всех смотрах новой техники принимал участие лично Сталин, однако на сей раз Иосиф Виссарионович не присутствовал. Из Кремлевского дворца вышла группа генералов. Осмотрев мотоциклы, они приказали завести их и несколько раз объехать Царь-колокол. «Ну что, — сказал один из генералов, — будем принимать?». Остальные согласились — так была решена судьба М‑72. Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) «О развитии производства мотоциклов в СССР» (пр. № 28/28‑оп за 25 февраля — 15 марта 1941 г., п. 88) предусматривался выпуск в 1941 году 30 500 мотоциклов М‑72».

Нас отправили туда, так как мужиков не было: все ушли на фронт. Мы грузили мотоциклы, доставляли их до платформы, далее закрепляли. Получили ­где-то 100 мотоциклов, отправили их на украинский фронт.

Один раз меня чуть не расстреляли. Это было в Белоруссии. Наши летчики разгромили колонну отступающих немцев. Меня назначили старшим, сказали, чтобы взял три мотоцикла и отправился в разведку проверить, есть ли там фашисты или путь свободный. А там то пески, то глина: то и дело вытаскиваешь мотоцикл из колеи. Продвигаемся вперед. Добрались до разбитой колонны: кругом лежат трупы, разбросаны вперемешку ордена, вещи, документы, шоколад, водка... Ребята мои голодные, уставшие, жрать хотят. Они, как увидели еду, так все и разбежались. Я один сижу, не знаю, что делать. Тут идут наши танки. Вдруг выходит к нам сам Ротмистров. Спрашивает, кто старший. Выдвигаюсь. «Я тебя для этого назначил? Что вы остановились? Надо было вперед идти, а вы…». Я растерялся. Он меня как палкой огрел, потом еще два раза ударил. Ну что же я ему скажу? Он же главнокомандующий армии.

Павел Ротмистров — советский военный деятель, Главный маршал бронетанковых вой­ск (28 апреля 1962), Герой Советского Союза (1965), доктор военных наук, профессор. Главнокомандующий 5‑й гвардейской танковой армии с 22.02.1943 года по 08.08.1944 год.

Вдруг выбегают мои татары и говорят: «А что это вы деретесь? Вы нам что даете? У нас нет ни свечей, ни хлеба, только и посылаете в бой. Вот мы и достаем сами все необходимое». Тут генерал-лейтенант отвечает: «Ладно, ребята! Шоколад есть?». «Есть!». «Берите его, только до реки сначала все разведайте и берите». Спустя годы мне потом рассказали, что в тот момент Ротмистров был в такой ярости, что хотел меня расстрелять. Бог уберег.

Бог уберег меня и в другой раз. Это было в Германии, если не изменяет память, город назывался Фридевальд. Я с разведки только вернулся, устал жутко. Смотрю, танкисты все никак не могут найти топливо. «Что вы мучаетесь, езжайте на вокзал, там всего много», — сказал я им. Вечером ко мне приходят танкисты: «Мы тебя приглашаем на наш офицерский вечер». Наверное, за солярку решили отблагодарить.

Я пришел, дали мне стакан водки, выпил, очумел. Видимо, усталость сказалась. Думаю, пора идти к себе и выспаться как следует, а те пусть празднуют. День Победы уже скоро будет. Выхожу на улицу, стоит женщина-­часовой. Делаю несколько шагов и вдруг слышу выстрелы. Я к ней: «Что такое?». А она: «Ты разве не видишь, что стреляют в тебя?».

Оглянулся и вижу: наш майор палит. Другие офицеры выскочили, забрали у него оружие и привели к командиру. «Что ты в меня стрелял?», — спрашиваю его, а он молчит. Мне сказали, что выяснят, так и выясняют до сих пор. Обижен.

Война-войной, но нужно оставаться человеком. Было дело под Кривым Рогом. В наступление пошли. Наши тоже ненормальные были: отправили в бой, а у нас ни солярки, ни патронов, ни снарядов нет. Возвращаюсь в тыл к себе, иду пешком. Тут подходят ко мне двое ребяток, молодые еще, никогда в боях не были. «Ты куда?». «К своим». «Мы с тобой пойдем». И тут же говорят: «Есть хотим!». «Ладно, ждите».

Прихожу в одну хату, там встречает украинка, говорит, что у нее из еды только галушки есть. Говорю ребятам: «Идите пока ешьте, а я постою, покараулю. Потом и я поем за вами».

Они поели, и я сел за стол: раз-раз, закидал и все. Украинка на меня смотрит и говорит: «Ч­то-то ты мало ешь». А я ей: «Как умею, так и ем». Снова двинулись в путь, вышли к своим. Танкисты почти все меня знали, обрадовались. А ребят тех, что со мной были, на проверку взяли, больше я их не видел.

К­ак-то раз говорят, что нужно взять город, при этом нас ­всего-то 10 человек. Немец отрезал минометным огнем, а мы не сдаемся, деремся. Тут политрук, сволочь, и говорит: «Ребята, не говорите, что я политрук». Он снимает с себя погоны и идет к немцам сдаваться. А у нас Мишка был, корел, худющий страшно какой. Но такой был у него меткий глаз, он и ножом орудовал не хуже фина. Вот Мишка его и пристрелил.

Победу встретил в Восточной Пруссии. Все стреляли что есть мочи. Но мы еще месяц воевали в Прибалтике: там держались немцы, которые пытались уходить на кораблях. Наша авиация топила их.

Награды есть: две медали «За отвагу», «За боевые заслуги». За что вручали? За разведку, конечно. И языков приводил, и часового снимал. Знаете, как страшно снимать часового! Ползешь. Хорошо, если зимой. Нам хоть телогрейкки, валенки, ватные штаны выдавали. Они теплые были, в них спали прямо в снегу. А вот немцы были одеты в шинель, китель, штаны, вместо валенок сапоги с железной подошвой. Он замерзнет, бедный, стоит. Как задремлет, мы его тут же и снимем!

Всякое было. Была и контузия страшная, и холодным сентябрем приходилось Днепр переплывать для разведки. И собственными глазами видел бой трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина. Ох, как он дрался! Лез прямо на немца, не боялся ни черта. Отчаянный был парень».

Уходят наши старики… наши герои. На момент публикации этого материала в живых в городском округе осталось всего лишь 40 ветеранов Великой Отечественной вой­ны. Важно успеть записать их воспоминания, чтобы история той страшной войны жила в веках, чтобы люди не забывали ни на минуту, какой дорогой ценой досталось нам мирное небо над головой.