"Здравствуй, дорогая, любимая мамочка! Вот, наконец-то, появилась возможность написать тебе письмо. Раньше не мог, потому что не было конверта. Ну, ты поняла по адресу, что меня перевели в другую часть, только правда не в Москву, как на адресе, а в секретный город Златоуст. Засекречено — это потому, что мы охраняем золото. Служба здесь хорошая, одни русские, кормят здесь хорошо.   »

Из письма Николая Селезнёва в родной Серпухов. 

27 декабря 1995 года.

— Я никогда не забуду тот день. Куда-то собиралась — то ли на работу, то ли в магазин. Раздался звонок. Открываю. Стоит человек в штатском. «Здравствуйте! Вы Лариса Николаевна? Селезнёва? Сейчас привезем гроб вашего сына. Он погиб в Чечне». Я ему говорю: «Вы о чем, его там не было!». Помню, что дверь захлопнулась и все. Соседи меня нашли прямо у порога. Перетащили на диван, вызвали скорую. А потом поднялась суета, соседи и друзья стали двигать мебель в квартире, чтобы освободить место для гроба. Я не понимала, что происходит. Потом приехали, заходят, говорят: «Он сюда не войдет». И повезли Колю на квартиру к его бабушке, моей свекрови. Тогда хоронили в Серпухове двоих: моего и Минаева. Но у того гроб был с окошечком, у меня же — железный ящик. В военкомате его обили красной материей, а мои уж девчонки украсили белыми розами из капрона. Открыть мне его так и не дали, — рыдая, рассказывает мать погибшего при выполнении боевого задания рядового Николая Селезнёва.

Коля мечтал стать юристом. Но время тогда было непростое, не до выбора. Сначала, по окончании 9-го класса средней школы № 4, он поступил в машиностроительный техникум, а после него планировал идти в военное училище: курсантов-ракетчиков не должны направлять в Чечню. Боялся не за себя, а за мать. Хотел уберечь, огородить ее от горя. Но судьба распорядилась иначе… 25-го февраля Николай Селезнёв досрочно сдает госэкзамены, получив специальность техника-технолога, а уже 26-го по повестке он отправляется в армию. Далее —  служба в Копейске Челябинской области.

О нем все вспоминают с теплом, как о ласковом, добром мальчике. Хорошо учился, посещал много кружков, занимался легкой атлетикой и карате. Очень любил животных, собирал их со всех окраин. Мыл, лечил, кормил, потом искал кошкам и собакам пристанище. А еще в «Истоке» крутил дискотеки: в три часа дня для детей, в 18 часов для тех, кому за тридцать, и уже в вечернее время радовал молодежь современными хитами. В тот день, когда Колю хоронили, в родном доме культуры объявили траур.

«Пишу тебе второе письмо. Твоего я пока не получил, но думаю, оно скоро придет. Служу я как и раньше хорошо, не болею. Кормят здесь вообще до отвала. Дают тройную порцию, сгущенку едим каждый день. В общем здесь очень хорошо, Новый год справили хорошо. Нам выдали подарки: сгущенку, шоколадку, драже, сок, сигареты, зажигалку, кофе, шпроты, паштет. Мы с ребятами собрали стол. Ну, короче говоря, справили нормально. Напиши, мам, как ты там, не болеешь? Ну, вообще пиши все. Пока! Как всегда, крепко целую тебя, обнимаю. До свидания! Твой сын Коля», — 22 января 1996 года.

Это было ровно девятнадцать лет назад. Тогда меня, первокурсницу журфака и внештатного корреспондента «Серпуховских вестей», отправили на мероприятие по случаю дня памяти вывода войск из Афганистана. Стояла снежная зима. Мы вместе с «Боевым братством» и матерями погибших сыновей объезжали каждую могилку. Глазовское, Ивановское кладбище... И вот на Занарском кладбище стоит молодая, очень красивая женщина в длинной шубе и в высокой меховой шапке-папахе на голове. Снежинки кружили в своем каком-то медленном танце, ложились на черный мрамор памятника, и она оголенной рукой смахивала их с портрета молодого симпатичного парня в берете. «Мой хороший, спешу со всеми на мероприятие. Но я скоро приду!» Боже, эта картина врезалась в мою память на всю жизнь, и все эти годы я часто вспоминала ту молодую мать, потерявшую в бессмысленной войне единственное свое сокровище. И вот спустя годы я сижу напротив Ларисы Николаевны. 

— Мне исполнилось 42 года, когда похоронила Колюню. Сейчас были бы внуки, а может,  даже и правнуки — как бы там жизнь повернула, кто знает. Когда сына хоронили, мне все родные говорили, что в гробу лежит не он, что Коленька мой вернется. Он просто или в госпитале, или в плену.

В ее маленькой квартирке бывшего семейного общежития ХБК «Красный текстильщик» остановилось время: стены прихожей поклеены модным в то время дермантином, а на старых дверях и косяках пленка. Она умышленно не хочет здесь ничего менять. Напротив, бережет тот уют, который она создавала вместе с сыном. Так что здесь все осталось, как было при нем. Исключением является большой цветной ковер, который Лариса Николаевна купила после смерти сына. Дала Богу обещание: вернется Коля — она отдаст его в храм. А потом видит сон. Николай рассказывает матери, что у него все хорошо, чтобы она не беспокоилась. И еще… попросил в церковь ковер все-таки не отдавать. Поняла ли тогда толкование сна безутешная мать? Нет. Она продолжала ждать сына, ведь его тело привезли без каких-либо документов.

— Три года искала очевидцев, писала в комитет солдатских матерей в Челябинск. Нашла его сослуживца Сергея в Тульской области. Приезжаю к нему, спрашиваю, как погиб мой сын. А тот молчит и все. Передал мне только его вещи и видеокассету, на которой заснято награждение Коли знаком отличника МВД, он же тогда уже числился в Министерстве внутренних дел. Про все это я узнала уже после его смерти. Сын мне ничего не писал, напротив, чтобы не расстраивать, рассказывал мне сказки про Златоуст, про охрану золота и матчасти. Служил же он стрелком-наводчиком.

Лариса Николаевна ходила каждый день на могилу, засаживая ее цветами, а сама продолжала верить, что однажды ей позвонят в дверь, и она увидит на пороге любимого сына. Объездила всех бабок и экстрасенсов, предсказывающих ей возвращение Коли…

— Приехала я в родную деревню, стала убирать в доме. Вот вытираю я божничку, где иконки стоят. Нахожу там Евангелие. А мне мама всегда говорила: «Дочка, если будет тяжело или вопрос какой-то на душе, то открой страничку Нового завета, и тебе будет все ясно». Вот достала я его и говорю: «Боженька, скажи мне, жив мой Коля или нет? Может, я не его похоронила, может, он в плену, калека?» И вот читаю: «А через три дня он воскрес». Я так обрадовалась, живой! А потом получаю письмо из части от сослуживцев сына: «Простите, мы понимаем, что Вам тяжело это читать. Но через три дня после исчезновения Коли мы нашли его обезображенное тело. По личным вещам, по росту мы определили, что это был он».

Официально матери так никто и не ответил, каким образом погиб ее сын, и когда это случилось. По документам 7 марта 1996 года, однако Лариса Николаевна полагает, что это было 5 марта. Она провела личное расследование, связавшись с тем, кто был в последние минуты рядом с сыном. Наши ребята попали в засаду, нужно было их срочно вызволять. Николай Селезнёв только-только приехал с другого боевого задания, но прибывшие на место омоновцы отдали приказ следовать за ними.

В гусеницу БТРа, на котором передвигался Николай со всеми остальными, попал снаряд. Завязалась перестрелка, но Николаю с тем самым Сергеем вырваться так и не удалось. Их окружили, взяли в плен. Что было дальше? Полная неизвестность. Его сослуживец, которому непонятно как удалось освободиться, странным образом хранил молчание. Одно лишь известно, что боевики с особой жестокостью сводили счеты со стрелками-наводчиками. Николая Селезнёва наградили орденом Мужества посмертно. Картонную коробочку с ценной наградой спустя годы передали его матери. Лариса Николаевна говорит, что орден, как и все письма, фотографии Коли, она хочет передать в музей его родной школы. Но потом… Пока она, перебирая эти реликвии, вспоминает о сыне.

Она все помнит в деталях: как готовились вместе к сдаче экзаменов, как пекла для Коли и его друзей в буквальном смысле ведрами пироги, пересказывает все шутки сына… Со слезами на глазах рассказывает, как тогда, в ноябре 1995-го года, она провожала Николая, когда он приехал домой в короткий отпуск. Они никак не могли купить билет. В часть он возвратился с опозданием на одни сутки. Командир же вызвал его и с горечью посетовал, что солдат не продлил отпуск. Видно, знал, куда отправляют ребят.

— Мальчик пришел из мужского монастыря и одна старушка набожная. Так вот, они всю ночь перед похоронами у гроба Коленьки читали Псалтирь. Потом они мне сказали: «Мы так читали легко, как будто песню пели». А для меня так все это непонятно было. Потом, спустя много лет, рабочие, которые его могилку устилали мрамором, мне сказали: «Тетя Лариса, он у вас святой! Подъезжаем к кладбищу — дождь начинается. Выходим из машины, и все сразу рассеивается. И так несколько раз было». Он у меня очень добрым был…

«Мамочка, я не нашел открытки, ты уж извини меня. И поэтому поздравление пишу опять на листочке», — это поздравление с праздником 8 марта Лариса Николаевна получит от сына в день его похорон: конверт принесет ничего не подозревающий о случившемся почтальон — своеобразное письмо с неба.

Николай Селезнёв навсегда остался девятнадцатилетним: свое двадцатилетие он должен был отметить 24 июня. Не получилось.