Серпухов

Перелистываешь пожелтевшие от времени страницы боевых донесений, оперативных сводок, помеченных октябрем — декабрем 1941 года, и снова переживаешь все минувшее. И не только переживаешь, а еще и еще раз анализируешь события и спрашиваешь себя: все ли возможное было тогда нами сделано? Нет, ни в чем не могу я упрекнуть командиров и бойцов 49‑й армии, которые до конца выполнили свой долг, преградив грудью путь фашистским полчищам, рвавшимся на Москву с серпуховского направления.

А уже через несколько месяцев в серпуховской газете «Коммунист» выйдет небольшая публикация  без заголовка. «Сюда, на площадь Чернышевского, 8 мая, в канун праздника Победы собрались сотни серпуховичей. На площади состоялся торжественный митинг трудящихся, посвященный закладке обелиска Славы в честь народных ополченцев и защитников родного Серпухова», — будет написано в заметке.

В июне 1941 года я окончил серпуховскую школу № 26 (многим она известная под № 8). К сентябрю немецкие вой­ска подошли к Москве, и вот 15 октября 1941 года меня призывают в Красную армию. Я был направлен в 25 отдельный пулеметный батальон 61 укрепленного района, который к тому времени дислоцировался на станции Софрино (ныне город Пушкинского района Московской области). В этом батальоне я вместе с сослуживцами изучал зенитно-­пулеметную установку, которая состояла из двух пулеметов «Максим» с четырьмя стволами. Само же орудие было смонтировано в кузове автомобиля ГАЗ-АА.

Я — дочь солдата, воевавшего в той вой­не и погибшего. Письма с фронта (их уцелело очень мало), эти маленькие, пожелтевшие от времени листочки были наполнены верой в Победу над врагом. А это был 1941 год, когда до Берлина было ой как еще далеко. В августе 1941 года отец пишет: «…Наш русский народ никогда не был бит, он всегда выходил победителем, и сейчас мы не сомневаемся в Победе! Вой­на идет отечественная. Мы не отдадим ни пяди своей земли. Может быть, придется и погибнуть, но я уверен, что вас я не посрамлю…»

Убедившись, что для создания обороны сделано все возможное, я решил проехать по шоссе из Каширы в Ступино. Хотелось самому встретить приближающихся к городу кавалеристов, поторопить их, посмотреть, в каком они состоянии. Было около трех часов дня, когда неподалеку от Ступино я увидел первые эскадроны. Навстречу двигался один из лучших наших полков — 131‑й Таманский кавалерийский, не раз отличавшийся в трудных боях. Командир его подполковник В. Г. Синицкий старался держаться бодро, докладывал громко, но я видел, что он смертельно устал. Глаза воспалены, лицо серое.

Смута, вызванная политическим кризисом царствования династии Рюриковичей, длилась более десяти лет. Престол переходил от одного самозванца к другому, Русь тонула в крови. Казалось, что этому ужасу не будет конца. Страна и народ были измучены до крайности, а польские захватчики практически праздновали свою победу.

На солдатских могилах Лукинского кладбища всегда лежат цветы. Сюда их приносят местные жители, которые и ухаживают за захоронениями. Долгие годы эти могилы оставались безымянными. Неравнодушные люди не могли с этим смириться. Собралась группа энтузиастов, которая и начала поиски. Всего на исследование  ушло около трех лет.

У Раисы Степочкиной удивительная и одновременно очень тяжелая судьба. Пережив ужасы фашизма, ей, ребенку, пришлось принимать участие в восстановлении народного хозяйства страны. При этом она всегда мечтала об учебе… и шла к своей цели, шла вопреки. Получив педагогическое образование, Раиса Назаровна более четырех десятков лет отдавала всю свою любовь и знания школярам Липицкой школы. О том, как детство украла вой­на, — в рассказе малолетнего узника фашистского концлагеря.