В этот день события разворачивались, словно в каком-то фильме: на мокрую, оттого черную-­черную землю неожиданно белыми хлопьями повалил снег, и сопливый ноябрьский вечер за ­какие-то полчаса превратился в рождественский январь. На территорию роддома проезд личного автотранспорта был запрещен, и мы с мужем, припарковавшись за воротами, словно послушные дети, ко входу в здание шли пешком. Шли и громко смеялись.

Нам было действительно очень смешно: это четвертые мои роды, но все происходило, будто впервые. Воды стали отходить прямо на работе: писала об истории мытищинского водопровода (в тот момент трудились над книгой про городской округ Мытищи). Понимая, что после родов возможности работать в полную силу у меня уже не будет, я старалась сдать все проекты в печать к указанному докторами сроку родов. Или врачи немного ошиблись, или нашей Виктории не терпелось увидеть мир, но роды начались чуть раньше, что стало для меня полной неожиданностью. 

В приемном покое Саша помог мне переодеться, а потом поцеловал и ушел. Ушел тихо-тихо, словно боялся ­кого-то напугать, аккуратно закрыв за собой дверь. Через несколько часов он выключит мобильный телефон и уедет туда… за ленточку. Наша Виктория родилась в три часа ночи — очень старалась порадовать отца своим появлением. К слову, порадовала она не только мужа, но и командование группировки Центр: мужу вручили благодарственное письмо за подписью командующего генерал-полковника А. Н. Мордвичова. Долго я «возмущалась» этим фактом: рожать пришлось мне, а благодарность объявили ­почему-то супругу.

Вообще, в те тяжелые дни я всегда шутила. Веселила детей, стараясь их ­чем-то удивить. Да и нельзя было по-другому. Конечно же, отец троих детей, у которого вот-вот должен появиться четвертый, мог не ехать на вой­ну. Но когда мужу сообщили о командировке, то он просто не мог сказать нет.

— Предложили отправиться в зону проведения СВО. Ты не против? — позвонил он мне с вопросом. Саша спрашивал тихо, аккуратно. Точно так же он делал мне предложение: «У нас скоро распределение. Ты не против выйти за меня?» И свадьба, и вой­на — все едино.

Не против ли я? В ­каких-то мемуарах я читала воспоминания одного свидетеля террора, в котором после октября 1917 года захлебнулся офицерский состав царской армии. Объяснение произошедшему было простым: те самые офицеры, вернувшиеся домой с Первой мировой вой­ны, просто устали воевать и, решив, что происходящее вокруг их не касается, с равнодушием встретили революционные волнения. Но уже через несколько месяцев озверевшие от крови солдаты и матросы растерзали и их. Сегодня в нашем обществе тоже достаточно тех, кто устал, и кого события на Украине не касаются…

— Поезжай, справимся. За меня не беспокойся, я — жена офицера, — ответила супругу.

Уже на третий день после нашей свадьбы мы уехали к месту службы супруга. Это был небольшой закрытый поселок Комаровский в городе Ясный Оренбургской области. Я же ­только-­только перешла на третий курс журфака очного отделения и умудрялась совмещать лекции с работой на серпуховском телевидении. Очутившись в чужом городе, сразу же принялась искать работу по будущей специальности, но в единственной городской газете «Горный лён» в корреспондентах не нуждались. На нашем микроскопическом семейном совете было решено, что оставляем все пока без изменений: учеба на очном отделении в университете, работа на телевидении и регулярные (вахтовые) приезды к мужу. Дорога к мужу в один конец длиною двое суток и другие трудности меня совершенно не пугали.

Вспоминаю, как приезжала к любимому со стопкой учебников. Это была настоящая романтика: отсутствие интернета и мобильной связи, гарнизонная биб­лиотека, растворимый кофе в граненых стаканах в кулинарии при воинской части, новые знакомства и расширение географических горизонтов (в полусотне километров от нас находилась граница с Казахстаном). Впрочем, поездить в Ясный мне пришлось недолго: через год у нас родился наш Мишка-медведь (как мы его до сих пор и называем). Ну а потом начался долгий перевод супруга в Серпуховское военное училище.

И вот после двух десятков лет совместной жизни снова приходится расставаться. Нет, не плакала. Ни во время сборов, ни тогда, когда муж уже был на вой­не. Просто на это не было ни физических сил, ни времени. Только в самые тяжелые моменты, когда сердце переполнялось болью, я писала тем, кто, несмотря ни на что, оставался рядом. Эти дорогие моему сердцу люди укрепляли меня и словом, и молитвой.

Я все чаще и чаще стала переноситься в свое детство, вспоминая маленькие мамины хитрости. Мы жили в нищете в холодной угловой комнате коммунальной квартиры. Ждать помощи ни от кого не приходилось, поэтому с малых лет училась преодолевать все препятствия и терпеливо ждать. Как я тогда ждала свои дни рождения! Мама выдавала блокнот с вписанным на каждом листочке количеством дней, оставшихся до празднования: отрывая его, я встречала следующий день с неописуемым восторгом.

Поэтому, когда дети меня стали постоянно спрашивать, когда вернется папа, я взяла огромный календарь и установила в семье новую традицию. Каждый вечер перед сном старшая дочь, вскарабкавшись на стул, зачеркивала фломастером прошедший день, после чего мы начинали вслух считать оставшиеся до конца папиной командировки дни (странно, но ­почему-то всегда напрочь забывали эту цифру, на следующий вечер пересчитывали заново). А днем, когда дети разбредались кто в школу, кто в детский сад, я вставала у этого самого календаря и просто, глядя на него, молилась. Молилась о возвращении мужа с вой­ны, молилась о скорейшей Победе. К­то-то говорит, что нужно молиться о мире, а я молилась о Победе. Молюсь и сейчас, когда пишу эти строки, потому что мир по договоренности и мир, заключенный в случае Победы, — два разнополярных мира.

«Здесь, в маленьком приграничном поселке, постоянно стоит грохот. Ты даже не представляешь, как громыхают орудия и установки. К­ак-то заглянул в местный ДК. Захожу в холл, а там дети вырезают праздничные снежинки. В это время заработали ПВОшки, но ребята, ни на что не обращая внимания, продолжают свое дело. Вообще, на это страшно смотреть: в нескольких километрах расположена линия фронта, а здесь дети спокойно готовятся к Новому году. Здесь привыкли к вой­не, которая идет уже с 2014 года». 

Из сообщения мужа.

Это была для меня самая холодная, самая страшная зима. Мною овладевала паника, если муж долго не появлялся в сети или не писал. А когда он присылал сообщения, то счастью не было предела. Темными вечерами всей семьей мы перечитывали его короткие послания в «Телеграме», рассматривали фотографии, которые Саша изредка присылал, и безмерно гордились тем, что и мы своим ожиданием папы с фронта тоже вносим свой маленький вклад в большую Победу.

«Папка приедет и все решит. Со всеми трудностями разберемся и да, передай детям, что обязательно сходим в кинотеатр и наедимся поп-корном», — писал муж.

А еще мы решили сделать для папы сюрприз: ничего ему не сказав, с пятилетней дочерью отправились на соревнования по силовому многоборью на кубок клуба по тхэквондо «Эридан». В Протвино приехали практически полным составом (к счастью, главная болельщица двухмесячная Виктория сладко спала под гул зала).

— Папу на вой­не наградили медалью «За боевые отличия», поэтому ты просто обязана взять «золото», — вместо напутствия сказала Мирославе.

— Не волнуйся, мама, мы порадуем папу!

Папу действительно порадовали: «золото» стало нашим. Правда, праздновать победу решили, когда вся семья будет в сборе. Впрочем, мы всегда старались устроить гастрономические пиршества, пробуя новые рецепты, подсмотренные в сети Интернет. Особенно «улетали» пирожки с картошкой. Они стали не только лучшим антидепрессантом, но и самым замечательным способом накормить большую семью.

«Дорогие мои, у меня все очень хорошо. Если не пишу, это не повод для паники. Здесь не везде есть связь. Ничего страшного не происходит, просто поменьше смотрите телевизор». 

 Из сообщения мужа.

Я не знала о том, что готовится операция в Авдеевке, я это чувствовала. Муж ­как-то очень долго не писал, не звонил, и я поняла: что-то происходит. Особенно не забуду ночь перед штурмом: в воздухе бушевало нечто, сотрясающее его. Это было предзнаменование Победы. И когда 17 февраля 2024 года все ленты информационных агентств сообщали об освобождении, то я ощутила в себе тот священный трепет, то ликование, которое пережили наши деды после Битвы за Москву, после победы на Курской дуге, после освобождения Смоленска, Белгорода, Киева, Севастополя… Поверьте, я знаю, что это.

«Я приеду домой и все расскажу, как это было. ВСУшники уходить не хотели, не верь никому. Нашим приходилось их выбивать врукопашную. Много героев у нас, очень много»». 

 Из сообщения мужа.

У меня часто спрашивали: «Как ты?» А я только отшучивалась: «Все успеваем. Можно смело рожать пятого». Сейчас, оглядываясь назад, я и сама не понимаю, как удавалось не только со всем справляться, но еще и выпустить два номера журнала и подготовить к печати сложный издательский проект «Под Золотой Звездой», посвященный судьбам Героев Советского Союза.

Снова считаем дни… Но с приближением конца командировки время, словно замедлив свой ход, стало мучительно тянуться. И вот мы уже с Мишкой-­медведем составили меню праздничного стола, с Кириллом прошлись по пунк­там стратегического плана генеральной уборки, Мирослава в десятый раз отрепетировала танец. Но… то проволочка с документами, то проблемы с билетами.

Наконец пошел тот самый долгожданный обратный отсчет времени до нашей встречи: сутки, 14 часов, два часа (поезд прибыл в Тулу), 5 минут (электричка прибыла в Серпухов). Осталось только перейти железнодорожный мост… этот ужасный мост через вечность. Зеленый человечек на светофоре бодро зашагал, и по огромным полосам пешеходной зебры зашагал и наш родной зеленый человечек, наш герой, наш папа. А из колонок автомобиля уже доносятся актуальные слова старой песни «Сектора Газа»: «Домой! Домой! Пора домой!».

Наш папа вернулся домой. Он впервые взял на руки Викторию. Увидев незнакомое лицо, дочка сначала заплакала, но вскоре притихла и уперлась своим маленьким носиком в папину грудь.

На следующий день, разбирая свою сумку, супруг с особой аккуратностью достал военную форму и, положив ее в шкаф, произнес: «Может, еще пригодится. И не смотри так на меня. Ты прекрасно знаешь, что снова отпустишь, потому что то, что происходит на Украине, касается каждого из нас. А еще придет время восстанавливать новые регионы. И если понадобится, то и мы поедем возрождать города. Начнешь там издавать «Воинскую доблесть», будем служить нашей стране, нашей России».

И я ничего не ответила, потому что он прав.